— Нынешний граф Сольведтир вряд ли будет доволен, — покачал головой барон.
Герцог издал смешок:
— Кто бы сомневался. Мне этот мелкий выскочка да Ваард никогда не нравился. Ну да ладно, дадим ему взамен часть земель ан Кранмера, видят боги, старый барон и так земельки набрал поболе некоторых графов.
— Вот это будет сделать совсем не просто, — с опаской заметил Фаннард.
Да, барон парень смышленый и понимает реалии, но трусоват. Спору нет, Пэйн ан Кранмер старик непростой, из того же материала слеплен, что и сам Санг вир Кромбар. Только больно уж прямолинеен и бесхитростен.
— Барон, да вы, никак, сомневаетесь во мне? — герцог Ларнский насмешливо приподнял бровь, и его взгляд, отраженный стеклами пенсне, стал лукавым.
— Ну вот, скоро Мальврен, — возвестил мастер Бах, миновав покосившийся указатель, — еще час пути и мы дома. Кстати, сэр Зерван, а вы путь-то куда держите?
Всю дорогу тщедушный маг тащил свою драгоценную ношу, решительно отказавшись от помощи. Хотя книга весит никак не меньше полпуда, и тащить ее под мышкой в высшей мере неудобно.
— Да никуда конкретно, — пожал плечами вампир, — куда ведет дорога да ноги идут, туда и путь мой лежит.
Чуть впереди у самой дороги застыли по обе ее стороны, словно часовые, два толстых дуба. И на стволе одного из них острый взгляд хищника заметил тонкую светлую деталь, весьма контрастирующую с темной корой дерева. Миг спустя Зерван понял, что это краешек головы выглядывающего из-за дуба человека. В других обстоятельствах он остался бы незаметным, но тьма не способна скрыть тепло тела от глаз вампира.
Зерван покрутил головой по сторонам, но больше никого не заметил. Кто бы ни стоял за дубом, он, видимо один. И это, скорей всего, разбойник, порядочные люди не прячутся за деревьями у ночных дорог.
— Вас никто не должен встретить по пути? — поинтересовался вампир у мага.
— Нет. А что?
— Нас уже ждут. Вас, точнее. Идите, как шли, я этого удальца сейчас удивлю.
Конечно, разбойник издали заметил огонь лампы в руке мага и теперь думает, что готов. И наверняка рядом есть кто-то еще, просто потому, что если грабитель один, то напасть на двоих прохожих он не рискнет.
Когда до дуба осталось шагов десять, перед глазами словно вспыхнуло солнце, и Зерван запоздало подумал, что стареет. Слишком уж беспечен стал, размяк. Один прокол за другим. Ведь мог бы предвидеть, что у разбойника может быть что-то хитрое про запас, и это может быть вовсе и не разбойник, а кто-нибудь, точно знающий, на кого охотится. А рука тем временем сама вытащила из ножен мандалу.
Ослепленный вспышкой, вампир растерянно слушал вопли перепуганного мага и лихорадочно соображал, что делать. Он ослеп, как крот: ярчайший огонь, какова бы ни была его природа, да по глазам, привыкшим к тьме. Хотел удивить разбойника, а в итоге сам оказался на его месте. И теперь последняя надежда — на слух.
Шаги слева, быстрые, противник пытается обойти его. Зерван заученным движением выбросил в ту сторону левую руку, с раскрытой в пародии на приветствие ладонью. Короткое, резкое и такое привычное слово заклинания — и вот уже разбойник, сбитый с ног невидимой силой, отлетает в канаву. «Волна гнева» — превосходное заклинание для того, чтобы расшвыривать врагов во все стороны, и уж разбойнику, не знающему никакой магической защиты, против нее не устоять. Но в тот же миг вампир услышал дыхание и звуки шагов справа от себя и позади, хотя был уверен, что рядом только один грабитель. Да, стареет, теряет хватку и осторожность.
Больные вампиризмом не стареют в привычном понимании этого слова, но вес прожитых лет не сбросить с плеч. Прожить затравленным ночным хищником семьдесят с лишком лет — это много, очень много. Парадокс, но бессмертные нестареющие вампиры живут с момента обращения десять-двадцать лет, реже тридцать, и умирают чаще всего от огня или стали. Многих губит неграмотность, отсутствие понимания сути болезни и себя самого — эти гибнут быстрее всех. Кто-то, не в силах смириться со своим проклятием и всеобщей ненавистью, скатывается на путь кровавой мести всему миру. Такие живут подольше, но при этом становятся первоочередными мишенями охотников за наградой. Кто-то, лишенный всего в одночасье, ищет отраду в наслаждении кровью — их жаждут убить не только люди и эльфы, но и другие вампиры.
Зерван, после долгих размышлений на этот счет, пришел к выводу, что все дело в прожитых годах. От такой жизни просто нельзя не устать, и если б вампиры могли седеть, многие поседели бы меньше, чем через десять лет, а кто-то и вовсе в первые дни. И потому большинство вампиров погибает, как ни странно, от старости. Кто-то просто устает год за годом бороться, словно в первые дни, цепляться за жизнь — хотя жизнь ли это? Устает, ослабляет хватку… а дальше охотники, вампиры-эльфы или темный, неотесанный простолюд делают свое дело. А кто-то устает настолько, что сам начинает искать смерти, даже не отдавая себе отчета. Люди не рассчитаны на долголетие эльфов, дварфов или орков — и с этим ничего не поделать даже вампиризму. Физическая молодость — еще не панацея от старости. А он, Зерван да Ксанкар, стар, должно быть, очень стар, и при всей своей личной мощи, характерной для старых вампиров, слишком устал от жизни, полной лишений и почти беспросветного одиночества.
Он крутнулся вправо, пытаясь достать невидимого противника клинком, но промахнулся, не рассчитав расстояния. Проклятье, пока глаза вновь обретут способность видеть, его и мага убьют раз по двадцать каждого. Однако и теперь в рукаве еще есть козыри.